Эд Раджкович - Босиком до неба
Глаза его простреливали пространство дома, изучая все детали.
– Решил обживаться здесь что ли? Сейчас молодёжь старается уехать на побережье, а ты вот, наоборот.
– Не все же уезжают, я многих сверстников вижу здесь, они живут, как их родители жили.
– Какой ты смышлёный вырос, когда босоногий бегал на тебя смотрели как на человечка без будущего, а ты – в таком доме теперь живёшь.
– Это мне по праву принадлежит. Я никогда не чувствовал, что у меня здесь есть что-то лично своё, а сейчас всё изменилось. Дед Хасан вручил мне ключи, и вот я в этом доме.
При упоминании деда Хасана лицо аксакала передёрнулось гримасой неприятия.
– Правильно, пас ему баранов с самого своего рождения, был слугой. Твоя мать отдала тебя, и ты жил на побегушках. Удобно иметь в доме такого помощника.
Слова этого человека как гвозди, вбитые в доску, оставались в сознании с новым значением и смыслом.
– У нас кровь по отцу, и испокон веков так было. Хасан привёз жену другой веры и выдал дочь за твоего отца из другой нации. Тем самым положил начало истреблению прежних порядков.
– Что же я имею меньше прав на жизнь здесь? – спросил Мурад уязвлённый подтекстом сказанного.
– Живи, кто тебе запретит. Только тут без семьи не впишешься в общую картину. Напутали твои родители немного, а тебе распутывать всё придётся самому. Пробуй, может что получится.
Мурад попал в сеть аргументов, которые всё больше опутывали его и обездвиживали.
– Мать свою видел? Живёт, хоть бы что ей, ни разу не поинтересовалась о тебе.
– А Вы откуда знаете? – вспылил Мурад.
– Не горячись, бесполезно. Здесь всё как на ладони, оттого и говорю тебе всё как на духу. Ты лучше слушай и подумай о том, как будешь жить. Хасан отошёл в сторону и наблюдает. Он много чего натворил в своей жизни и привёз жену вопреки всему, зная, что здесь ему не будет житья. Дом твой, и в том нет его участия, а вот устроить свою жизнь человеку самостоятельно здесь тяжело, вернее не по силам – нужна поддержка родственников.
Мурад мочал, ему было нечего сказать.
– Смотри, никуда не встревай, а нужен совет будет – заходи ко мне.
– Дед Хасан подскажет что нужно, – ответил Мурад.
– Подскажет, потом догонит и накажет. Плохо ты знаешь этого человека.
Разговор терял очертания дружелюбного, и Салих медленно поднялся. Обошёл все комнаты, не обращая внимания на присутствие Мурада.
– А что это за камень на столешнице лежит?
Ничего от его глаз не ускользнуло.
– Это камушек, – убирая в карман, сказал Мурад.
От камня, положенного в карман, стабильная уверенность возникла в Мураде.
Салих молча направился к двери, говоря себе под нос:
– Уезжают, приезжают, сами не знают, чего хотят от жизни. Баламутят всё вокруг себя.
Мурад приблизился, чтобы открыть дверь уходящему незваному гостю. Салих пристально посмотрел на него и вышел во двор. Мурад дошёл до ворот и, провожая взглядом, смотрел вслед уходящему старосте селения. После того как их глаза встретились, Мурад читал все мысли старца, пока тот не скрылся за поворотом ограды. Импульс его мыслей достигал разума Мурада. Совсем не то, что он говорил, было в его голове.
– Живучие в этой семье. Сколько неразрешимых задач для них, а они всегда выкарабкаются, – в таком содержании читались мысли Салиха.
Как случилось, что Мурад слышал, о чём думает этот старец, для него осталось необъяснимым, и он начал прокручивать события их встречи. После того как убрал в карман таинственный камень, состояние стало благоприятно лёгким, стал слышать мысли Салиха, будто он их сам открывал. Сравнивая слова и то, что он из его мыслей узнал, сопоставлять стало сложно. Было очевидно, что мысли он скрывал, а слова намеренно конструировал. Наблюдение показало, что Мурад увидел всю суть этого человека за последние несколько минут, что с этим делать он пока не знал, но появилось чувство превосходства, которое заменило все прежние представления. Исключительная истина слов старших теряла всякий смысл. Двуличие и скрытность – вот, что было в намерениях этого гостя.
Прогуляться под деревьями в саду – мало что сравнится с этим моционом. Когда свой дом и тем более сад – это придаёт значимости бытия. Свобода и независимость – труднодостижимые, но самые ценные факторы лично для человека и чистоты его помыслов.
Услышал Мурад слова деда Хасана:
– Что этому старому интригану нужно было у тебя в доме?
Дед Хасан тут же появился, стоило его вспомнить чистыми хорошими мыслями.
Тот Салих был очень пожилым и возможно самым старшим в селении, но его мысли были с зелёным оттенком. Дед Хасан иначе излучал лёгкие волны, и Мурад не смог считывать его мозговую деятельность. При этом искренность была очевидной. Это каким надо быть человеком незаурядным, чтобы говорить тоже, что думаешь. Дед Хасан был таким и, несмотря на его резкое высказывание о почитаемом Салихе, Мурад знал, что это правдивая характеристика. Он ответил деду:
– Приходил аксакал Салих познакомиться и поговорить, таковы его слова были, когда я открывал ему дверь.
– Такие без причин не приходят, видимо сами ноги его злобную душу принесли к тебе на порог.
– Зачем, дед Хасан, ты так строго клеймишь этого старика?
– Клеймит он сам себя, вся его мудрость – обвинение других, а сам остаётся в стороне наблюдателем.
– Я не хочу этого слушать, – проговорил Мурад, зная, что каждое слово – истина.
– Наверное, про меня интересовался, сказал про разную кровь и твоих родителей.
Мурад с приобретением новых возможностей читать мысли, был сражён достоверностью каждого слова деда Хасана.
– Да, были такие мотивы в его речах.
– Я вот что тебе скажу, Мурад. Ты ещё не обустроился толком, жены нет, хозяйство не развито и работу не нашёл, а этот коршун уже не может на месте усидеть. Когда ты босой и голодный бегал мимо их домов, они посмеивались, вспоминая твоего властного отца, и проявляли полное безразличие. Сейчас заинтересовался о твоих планах. Кому нужны его заботы?
Прямота деда Хасана реабилитировала его в глазах Мурада, и назревающие упрёки испарились. Он многое понял: отчего дед без друзей всю жизнь и никогда никого не обвинял. Всё дело в самом человеке.
– Давай немного поговорим, дед, надоело мне без твоего общения находиться по соседству.
– Привыкай сам жить всегда и везде, чтобы не происходило вокруг да около.
– Хочу мать увидеть свою.
– Твоё право, но что ты найдёшь в этой встрече? Она своё заплатила, ни один ребёнок у ней не счастлив, не везёт им в личной жизни. Она тоже живёт совсем одна. Ты сейчас спокойно говоришь о желании встречи, а увидишь её – может, и убить захочешь. Обиды жгут душу наравне с завистью, только с другой стороны.
Мурад молчал, ему нечего было сказать. Дед Хасан хорошо разбирается в психологии душевных состояний – это очевидный факт.
– Ладно, признаюсь тебе кое в чём, – переходя на более весёлые нотки, снова заговорил дед Хасан, – я всё чаще хожу в мечеть и до сих пор не знаю наизусть ни одной молитвы, но с Всевышним я общаюсь. Там чувства будто просыпаются во мне, и я благодарю Аллаха за всё, что есть и было в моей жизни.
– Дед, ты думаешь, Всевышний есть, и ты в него веришь?
– Верю в Бога, попам не верю, – по-русски сказал дед Хасан, и это имело ещё большее воздействие на предубеждения Мурада. – Ты можешь упрекать или слушать интриги людей. Когда осуществляешь свой путь, тогда появляется много подсказчиков, каждый со своим интересом, пока ты сам не поймёшь все тонкости социума в горах. Представь, сейчас тебе принесут младенца и оставят в твоём доме. Представил, вот и думай каково это. Я знаю, что впереди у тебя часто будет выбор «свет или тьма», «зло ради добра или добро ради зла». Никто не знает, что хорошо. Мотивации разные и трудно читать поступки, а тем более понять, о чём думает человек.
Всё, что говорил дед Хасан, было в таком тоне и стиле, которые показывали его многие познания, не открывая его личных тайн. Ещё интереснее было то, что Мурад искренне изумился, увидев какой цельный этот человек в своём духе.
Дед ушёл не попрощавшись. Мурад знал, что дед Хасан сказал ему больше, чем положено было. Впервые глаза Мурада немного «приоткрылись», и он своим внутренним взором увидел суть вещей окружающей жизни.
Вместе с приобретёнными знаниями появилась зависимость от действия камушка, который был всегда при нём. Удивительные процессы происходили с недавних пор. Наступило спокойствие. Он не вёл с собой внутреннего диалога, как это было прежде. Знал, что надо делать и куда идти, будто «незримый навигатор» направлял его мысли и действия. Сходил в школу, где когда-то работала бабушка Марьям. Мало что изменилось с тех пор. Люди при встрече с ним здоровались, а как только он поворачивался спиной, начинали говорить между собой о нём.
